«Мой
муж Иваныч был роковым человеком. Всю жизнь его преследовали фатальные
ситуации. Судите сами. Родился он в военный 1943 год в сибирском
поселке, в многодетной семье. В момент рождения не подавал признаков
жизни, и его вынесли в тазике в туалетную комнату, как мертворожденного
ребенка. Его мать не очень горевала, так как в семье уже было четверо
детей мал мала меньше. Но через несколько часов кто-то из рожениц
услышал в туалете слабый писк, и малыша перенесли в стерильную комнату.
Ребенок ожил, порозовел, хотя мать не очень-то обрадовалась этому
оживлению. Рос
мальчик слабеньким и болезненным. В 8 лет заболел менингитом, и из
семнадцати больных детей с таким же диагнозом один остался жив. В 13 лет
вместе с пацанами провалился под лед и оказался между коркой льда и
дном не очень глубокой реки. Он долго барахтался подо льдом, пока не
увидел просвет проруби, где бабы зимой полоскали белье, и ему с трудом
удалось вылезти. К реке примчались мужики с баграми. Двоих мальчиков
вытащили бездыханными, а Иваныч остался жив. В 17 лет ему случайно
прострелили шею. Но вовремя доставили в больницу, где он быстро
поправился. В 26 лет муж попал в страшную катастрофу. Рухнул новый мост с
бригадой строителей-монтажников, среди которых был Иваныч. Многих людей
раздавило железными пролетами, многие утонули в реке - покалеченные и
раненые. А Иваныч остался, конечно, жив. Вскоре его направили в
Латвию, как лучшего специалиста-строителя. Зимой 1987 года в одном
недостроенном корпусе Иваныч с коллегой упал с пятого этажа - с
незакрепленного балкона. Его увезли с переломом позвоночника в институт
травматологии Риги, а коллега погиб на месте. После сложной операции,
от передозировки наркоза у мужа появились сильные головные боли. Но он
никогда не терял благоразумия, был точен в мыслях и независим в
мышлении. У него проявились необыкновенные телепатические способности и
сильнейшая интуиция. Где бы я ни была, что бы ни делала, Иваныч все
знал, понимал с полуслова, с полувзгляда все мои мысли. Невозможно было
ни схитрить, ни обмануть, даже во благо. Через некоторое время я
стала замечать, что муж странно себя ведет: начинает мычать и
одновременно поднимает руки к небу, закатывает глаза и как бы цепенеет.
Затем засыпает и после ничего этого не помнит. Врач сказала, что это
одна из разновидностей эпилепсии, и предупредила, что после сильных и
длительных приступов больной может не просыпаться несколько дней.
Болезнь прогрессировала... В тот день «X», осенью 1996 года, после
сильного приступа я вызвала «скорую». Врачи сделали укол и сказали, что
эпилептиков в стационар не берут. Иваныч спал до вечера, а когда я
пришла его будить, то увидела, что муж лежит, скрючившись на полу, и не
дышит. Я снова вызвала «скорую». Врач констатировал смерть. Но я не
верила. Сутки ждала, когда он проснется. Родственники и друзья
настаивали вызвать из морга машину. Уверяли, что напрасно жду
пробуждения. Анатомировать Иваныча не стали. На четвертый день, в
момент погребения, при прощании я заметила, будто у мужа дрогнули
ресницы. Моя дочь тоже это увидела. Мы думали, что нам показалось. Когда
опускали гроб, то не мне одной послышался внутренний стук в крышку
гроба. Могилу быстро засыпали чистым песком. Но как только над могилкой
соорудили песчаный холмик и все встали в глубоком молчании,
холмик вдруг зашевелился, начал рассыпаться и сравнялся с землей. Все
ахнули, стали тревожно перешептываться. А священник, который отпевал
Иваныча, поднял крест и долго читал молитву. После похорон меня
мучило какое-то странное чувство тревоги. На девятую ночь вдруг вижу:
заходит в спальню мой Иваныч. И с укором мне говорит: «Что же ты,
Петровна, меня не слышала?.. Я тебя звал-звал, а ты - не слышала...» А
потом, резко развернувшись, исчез. Я встала, включила свет. Было 3 часа
ночи. Через неделю снова является ко мне Иваныч. Я даже ущипнула
себя, чтобы удостовериться, что не сплю. Стоит он в дверях, весь в синем
одеянии, и говорит: «Мне плохо лежать... неловко». А сам смотрит в
сторону... Я хотела спросить: «Почему тебе неловко?», но он опять исчез.
И снова на часах 3 ночи. Утром я встретилась со священником и
рассказала ему о своих видениях. Он долго молчал, потом признался, что
за много лет службы бывали случаи погребения заживо, но все равно теперь
уже ничем покойному помочь нельзя и не стоит тревожить его... Я
чувствовала: не будет мне покоя, пока не удостоверюсь, что все увиденное
мною - бред. Обдумав ситуацию, я поняла, что бесполезно обращаться в
разные инстанции, чтобы получить разрешение на вскрытие могилы мужа. За
энную сумму договорилась с работниками кладбища, дала слово, что не буду
биться в истерике. Когда парни выкопали гроб, мы увидели, что крышка
сдвинута (здесь, в Латвии крышки не забивают гвоздями, а накладывают и
закрепляют на штырьки). Иваныч лежал в гробу, перевернутый вниз лицом,
со скрюченными под животом ногами. На выражение его лица мне посмотреть
не дали... Это было ужасно!!! Мужа уложили как положено, закопали
заново. И больше он мне не снится и не является. Вот такая судьба
человека. Родился мертвым, а похоронен ожившим...»