«БЕСПОКОЙНЕЙШИЙ» ДОМ БРИТАНИИ
Этот
заголовок я позаимствовал из книги Гарри Прайса, самого бесстрашного из
британских парапсихологов последних десятилетий. Титулом
«беспокойнейшего» он удостоил Борли-Ректори, дом в Эссексе, возведённый в
1853 году (якобы, на руинах средневекового монастыря) преподобным Генри
Д.Э.Буллем. Книга, вышедшая под таким названием в 1940 году, а также
следующая, «Конец Борли-Ректори» (1946), стали бестселлерами. Гарри
Прайс умер в 1948 году. Ещё семь лет спустя трое других исследователей –
Тревор М.Холл из Британского Общества психических исследований, Эрик
Дж.Дингуолл и Кэтлин М.Голдни (двое последних – друзья и коллеги Прайса)
опубликовали книгу «Призраки в Борли: критический анализ имеющихся
фактов», в которой попытались развенчать тайну «беспокойнейшего»
британского дома и обвинить Прайса в мистификации, утверждая, будто бы
он умышленно искажал все относившиеся к делу факты. Скандал,
разразившийся вокруг этого совершенно надуманного «разоблачения»,
оказался беспрецедентным в истории психической науки.* * Г-н
Дингуолл, один из руководителей Лондонского О.П.И., нанёс много вреда
«психическим" исследованиям. О его деятельности писал ещё А.Конан-Дойль.
Из-за Дингуолла писатель прекратил своё членство в О.П.И. и других
призывал к тому же. Подробнее см. об этом в «Записках о Спиритизме» (а
также в нашем «Приложении») письмо под заглавием «Отречение от Общества
психических исследований». (Й.Р.) Между тем, призраки
Борли-Ректори – феномен стародавний; странности в доме начались задолго
до того, как там в 1929 году впервые появился Прайс. К систематическим
наблюдениям он, кстати, приступил лишь 9 лет спустя, когда снял здесь
комнату на год и попытался найти себе объективных помощников с помощью
объявления в «New York Times Magazine». В течение следующих 14
месяцев в Борли-Ректори было зафиксировано около двух тысяч
паранормальных явлений разного рода: необъяснимые голоса, звуки шагов,
звон колокольчика, клацание дверных замков, появление письменных
посланий на стенах, превращение вина в чернила, полёты предметов,
появление трещин в оконных рамах, огненные всполохи в окнах. Самыми
жуткими персонажами этого театра ужаса была постоянно расхаживавшая по
поместью призрачная монахиня, которая в своих письменных посланиях
молила живых об упокойной мессе, а также обезглавленный возница,
разъезжавший в своей призрачной карете. Обе фигуры достаточно наглядно
иллюстрировали издавна ходившую в этих краях легенду о монахе и юной
монашке, сбежавших из Борли в карете. Когда беглецов поймали, мужчину
обезглавили, а женщину живьём замуровали в стене монастыря. Если
верить Гарри Прайсу, поселившиеся в доме наблюдатели не ощущали со
стороны привидений сколько-нибудь враждебного к себе отношения. Живший
тут трёхлетний ребёнок придерживался иного мнения. На вопрос, кто
поставил ему синяк под глазом, мальчик ответил: «Это меня страшила
какой-то стукнул. Он стоял в комнате у занавески». Собаки также
относились к безголовому призраку без особых симпатий. Однажды капитан
Грегсон, последний владелец Борли (это при нём призрак монашки
спалил-таки дом, исполнив таким образом многочисленные угрозы,
передававшиеся с помощью планшетки) поздно вечером вошёл во двор со
своим чёрным спаниэлем. Вот что затем произошло: «В дальнем конце
двора послышались отчётливые шаги, – рассказывает он. – Затем кто-то
прошёл по деревянной крышке люка, который ведёт в подвал. Я остановился.
Внезапно собака словно сошла с ума. Она завизжала, вырвала из рук
поводок и с визгом умчалась прочь. С тех пор я её больше не видел». Капитан
Грегсон купил себе такого же чёрного спаниэля. Тот без промедления
последовал примеру предшественника: взвыл, завизжал, умчался куда-то
стрелой и больше в окрестностях не появлялся. Воздержусь от
самоцитирования; желающие могут обратиться к моей статье, опубликованной
журналом «Tomorrow» (зимний выпуск 1956 года), где я выразил против
этого, с позволения сказать, «разоблачения» возмущённый протест.
Поверьте, за Гарри Прайса я вступился вовсе не потому, что питал к нему
какие-то личные симпатиии. Мы не были друзьями – впрочем, врагами тоже.
Прайс мало кому нравился: это был человек крайне честолюбивый,
эгоистичный, ревнивый к славе и к конкурентам. Но по меньшей мере в
одном достоинстве ему не откажешь: это был честный исследователь, всю
свою жизнь посвятивший разоблачению разного рода мошенников и
проходимцев. Нетерпимость к обману была, пожалуй, наиболее яркой чертой
его весьма своеобразного характера. Прайс (автор знаменитой «Terrum Of
Spiritualism») проявил немалое мужество, когда в своей второй публикации
о Борли-Ректори заявил следующее: «Шесть лет назад я пришёл к
выводу, что объяснить происходящее здесь можно лишь исходя из теории
посмертного существования индивидуума; сегодня без колебаний могу
заявить, что за это время лишь утвердился в своём мнении. Более того,
утверждаю, что феномен Борли-Ректори подтверждает концепцию «жизни после
смерти" куда убедительнее, чем любое паранормальное проявление того же
рода, когда-либо встречавшееся мне на пути». Итак, Гарри Прайс
высказался в поддержку спиритов: за этот грех его теперь и пытаются
смешать с грязью. Что касается меня, то могу оспорить лишь одно
утверждение Прайса – а именно, что Борли-Ректори – самый «неспокойный»
из домов Британии. Этот отъявленный эгоцентрист просто умер бы от
смущения, если бы узнал, что дело, им расследуемое – не «самое-самое» во
всех отношениях. Самый густонаселённый привидениями дом страны (о чём
Гарри Прайс не мог не знать хотя бы из уже опубликованных к тому времени
книг и статей) – всё же Баллехин-Хаус в графстве Пертшир, на протяжении
многих веков состоявший во владении семейства шотландских баронов. С
любезного согласия лорда Бьюта дом был сначала сдан Обществу психических
исследований в аренду, а затем перешёл в полное владение этой
организации. Мисс Гудрих-Фриэр, очень известная и способная
исследовательница, провела здесь 92 дня, ежедневно записывая свои
наблюдения. Происходившие тут события носили религиозный оттенок, но по
странности значительно превосходили всё, что имело место в
Борли-Ректори. Последним владельцем дома по мужской линии был майор
С., человек весьма эксцентричный. Он участвовал в индийской кампании,
сохранил самые тёплые воспоминания о тех днях, а главное, верил в то,
что души мёртвых могут возвращаться в наш мир, вселяясь как в людей, так
и в животных. Майор С. не раз намекал на то, что после собственной
кончины непременно вселится в тело своего любимого чёрного спаниэля. После
смерти майора члены его семьи, должно быть, дабы затруднить
осуществление этого плана, приказали перестрелять всех собак в доме. С
тех пор в окрестностях его постоянно носятся стаи призрачных псов.
Чёрного спаниэля встречали несколько очевидцев; не раз появлялись на
территории поместья и другие его покойные собратья. Вот фрагмент
дневниковых записей мисс Гудрих-Фриэр: «Около десяти часов утра я
сидела в библиотеке и писала что-то, находясь спиной к окну. В комнате
со мной была миссис Уокер. Она обратилась ко мне пару раз с каким-то
вопросом, но я не ответила ей, поскольку была слишком занята. Вдруг
кто-то подтолкнул мой стул. Я решила, что это пёс: внизу, однако, никого
не было. Я продолжала работу и через несколько минут почувствовала
толчок настолько решительный, что я чуть не упала со стула. Решив, что
это миссис Уокер, не дождавшись ответа, решила напомнить о себе таким
образом, я обернулась и вскрикнула от изумления: комната была пуста!
Миссис Уокер через секунду вошла, и тут же увидела собаку, которая
сидела на коврике перед камином и очень внимательно глядела в ту самую
точку рядом со стулом, где ожидала увидеть её я». Четыре дня спустя: «Сегодня
после захода солнца мы с миссис Мур снова слышали шум – в основном,
какие-то лёгкие шаркающие шаги. Затем раздалось царапанье. Мы решили,
что это наша собака, но обнаружили её мирно спящей на привычном
коврике». Ещё две недели спустя мисс Гудрих-Фриэр увидела в комнате
миссис Мур чёрного пса, которого приняла поначалу за своего шпица. Она
как раз устанавливала фотокамеру и замерла, опасаясь, что животное
сдвинет стол. В ту же секунду появилась вторая собака: на этот раз это
был её Спукс. Прижав ушки, он направлялся к чёрному гостю. «Куда это
наш Спукс так помчался? – удивилась другая женщина, находившаяся в
комнате. Мисс Фриэр увидела затем, как Спукс спешно ретировался,
помахивая хвостом. Призрачная собака была покрупнее живой, хотя не
исключено, что это тоже был спаниэль». Появлялись здесь и
«человекоподобные» привидения. Дважды оказывалось, что это образы ныне
живущих людей, которые в тот момент, очевидно, спали. Одним из них был
священник (во всех отчётах он фигурирует под именем «отец Х.»),
переживший в доме мучительные мгновения и потому, наверное, всеми
мыслями всё ещё находившийся здесь. Именно он, кстати, и обратил впервые
внимание лорда Бьюта на странности Баллехин-Хауса. Священник решил,
что покойный майор С. пытается таким образом привлечь к себе внимание
живущих и убедить их в том, что душа его жаждет успокоения при
посредстве святой молитвы. Находясь у себя в комнате, он слышал удары,
напоминавшие, скорее, взрывы, и ещё какие-то глухие стуки, как если бы
большая собака всем телом бросалась на дверь. Окропив помещение святой
водой, отец Х. произнёс «Visita Qu?sumus» – молитву, призывающую небо
защитить дом и его обитателей от козней врага рода человеческого. В ту
ночь, засыпая, святой отец явственно увидел на стене бурое деревянное
распятие высотой около полуметра. Известный астроном сэр Уильям
Хиггинс тщательно расспросил отца Х. и убедился в том, что тот не стал
жертвой болезненных галлюцинаций. То же распятие позже увидел другой
священник, отец К. Стоя у камина, он испытал вдруг сильнейший озноб. В
постели дрожь усилилась. «Случайно подняв взгляд, – рассказывал он в
письме лорду Бьюту, – на стене над самой кроватью я увидел деревянное
распятие из бурой древесины. Стена комнаты была совершенно пуста, там не
было ни картин, ни чего-либо, что могло бы явиться причиной оптического
обмана, допустим, в силу особенностей освещения. Озноб прекратился: не
то, чтобы мгновенно, но очень скоро. Я словно ощутил вдруг какую-то
поддержку извне». «4 марта у мистера Поулса начался внезапный озноб, –
пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Он сумел лишь выдавить из себя какие-то
жалобные звуки. Взглянув в его сторону, я увидела руку, державшую бурое
распятие, на вид выточенное из дерева. Некто стоял у подножия кровати,
оставаясь невидимым. Мистер Поулс тут же сказал: «Мне лучше!» – или
что-то в этом роде». В Баллехин-Хаусе нередко слышалось бормотание,
напоминавшее тихое молитвенное чтение. Согласно легенде во времена
Реформации здесь был убит священнослужитель. Раздавались и другие
голоса: невидимые люди то беседовали едва слышно, то принимались вдруг
яростно спорить. Слов разобрать было невозможно, но многоголосица
прослушивалась отчётливо. Когда-то маленький флигель на территории
поместья служил летним приютом монахинь. Возможно, именно этим
объясняется частое появление здесь призрака монашки. «На снежном фоне
я увидела едва заметную фигурку, – пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Некоторое
время женщина продвигалась по узкому ущелью вверх, затем остановилась,
обернулась и посмотрела прямо на меня. Лицо её казалось бледным, руки
были скрыты в складках монашеского одеяния. Затем она вновь двинулась по
склону – мне показалось, противоестественно быстро. У дерева фигура
исчезла – может быть, потому, что дальше не было снега, который бы
оттенял её контур. У ручья, снова на снежном фоне, она на мгновение
появилась, но тут же исчезла вновь». Призрак монашки являлся не всем.
Но одному из участников исследовательской команды удалось сделать
набросок её портрета в фас и профиль. Призрак назвали «Изабель» – просто
чтобы отличать от «Марго», другой женщины-привидения. Этих двух не
только видели вместе, но и слышали: оне о чём-то спорили тихими
голосами. Однажды в ходе сеанса «столоверчения» мистер Поулс и мисс
Фриэр получили любопытное приглашение явиться в рощицу у ручья после
половины седьмого вечера – монахиня пообещала там прикоснуться к плечу
мужчины. «С того места на западном берегу, где я стояла, трудно было
отчётливо разглядеть фигуру, – пишет мисс Гудрих-Фриэр, – но она подошла
к священнику очень близко. Из кармана у неё выглядывал кончик белого
носового платка. Я видела, как её рука потянулась к плечу мистера
Поулса, но не могу с полной уверенностью утверждать, что контакт
состоялся». Послали за мисс Лэнгтон, не объяснив ей, зачем. «Я
снова остановился под молодым деревцем, – продолжает священник. – На
этот раз дрожь обуяла меня почти сразу же. По словам мисс Лэнгтон,
спустя полминуты чуть левее от меня возникла фигура. Она, вроде бы,
подняла руку и снова прикоснулась ко мне. Я ничего не почувствовал,
кроме продолжавшегося озноба, – так, похоже, организм реагировал на
каждое появление фантома». Куда больше, нежели разгуливающие
привидения, досаждал исследователю загадочный комнатный шум. Тут было
всё: стуки, хлопки, треск, взрывы, лязганье, стоны, шаги и крики (не
только человеческие, но и звериные). Этот бедлам не прекращался ни днём,
ни ночью. Приведу в заключение краткое описание лишь одного жуткого
происшествия. «После ужина мы втроём расселись за картами у камина.
Вдруг кто-то из нас воскликнул: «Слышите? Шаги!» Да, комнату – вдоль
стены со стороны сейфа – явно обходил невидимый мужчина. Шаги раздались
совсем рядом, но мы никого не увидели». Призрак этот, кроме того,
имел пренеприятнейшую привычку сдёргивать со спящих одеяла и поднимать в
воздух кровати, однако встречи с представителями высших научных кругов
явно приводили его в смущение. Сэр Оливер Лодж, посетивший дом, сообщил
лорду Бьюту следующее: «Мне так и не удалось услышать ничего громкого
– так, постукивание в стене, чей-то храп, глухой вой – и всё». Маститый
физик не нашёл причин оставаться в доме для дальнейших исследований. Лорд
Бьют дважды читал заупокойную молитву в разных участках особняка.
Несколько раз он буквально терял дар речи, явственно ощущая чьё-то «злое
влияние». «Атмосфера в доме изменилась. Ничего подобного ранее не
наблюдалось, – писала мисс Гудрих-Фриэр. – Во время первого визита мы
ощущали, в основном, изумление, меланхолию и подавленность; сейчас все
независимо друг от друга сошлись на том, что в доме таится какое-то
ужасное зло. Спукс сразу это почувствовал: никогда прежде наша собачка
не обнаруживала признаков такого ужаса, как теперь. Измождённые лица
гостей являют собой за завтраком печальное зрелище». Исследователи
попросили, чтобы им разрешили остаться ещё, в надежде провести
исследование сейсмическими методами. Но владелец, обеспокоенный падением
репутации Баллехина, ответил отказом. С ещё большим недовольством семья
восприняла выход книги Гудрих-Фриэр «Призраки Баллехина». Несколько лет
назад я направил обитателям особняка письмо, в котором спрашивал,
продолжаются ли у них прежние странности, но получил очень краткий и
совершенно невразумительный ответ. Важно отметить, что феномен
Баллехин-Хауса отличался явной «одушевлённостью»: призраки вели себя
здесь далеко не автоматически, как это часто бывает. Похоже, наблюдатели
в данном случае действительно столкнулись с явлением спиритического
толка. Вызывая у гостей озноб, призраки дома явно отнимали у них энергию
жизни – в полном соответствии, надо сказать, с нормами своего поведения
на земле.
|